Один рассказ о летнем музыкальном лагере для молодежи в Вербье уже опубликован на нашем сайте (новость от 06.09.2013). В начале сентября, к сожалению, не все участники «гнесинской делегации» смогли поделиться своими впечатлениями, поэтому ребята собрались еще раз, чтобы добавить истории «объема». В беседе приняли участие Ксения Арсенова, Александра Дзюбенко, Полина Ивлева, Элизабет Ковальски, Федор Тишкевич и директор школы Михаил Сергеевич Хохлов.
М.С.: Добрый день! Мне хотелось бы продолжить разговор, начатый неделю назад, чтобы получить более полную картину вашей поездки. Я прочитал интервью, и там оказались вещи, которые меня удивили, которые, мне кажется, вы не очень понимаете в силу возраста и, возможно, оторванности от некоторых вопросов, связанных со спецификой нашего обучения. Я хотел бы их прояснить не через точечные встречи с каждым, а в процессе общей дискуссии. Во-первых, я обращаюсь к девочкам, которые не смогли прийти в первый раз: какие у вас впечатления о том, что было в Вербье?
Элизабет: У меня положительные впечатления.
М.С.: В чем, на ваш взгляд, главная польза, которую вы получили от этой поездки?
Элизабет: Это общение с музыкантами очень высокого класса; мы посмотрели, как все происходит.
Полина: Мы обучались прямо в оркестре. Дирижер старался сплотить коллектив за короткий период - нас учили даже дышать вместе.
Ксения: И цель была не заниматься долго конкретным произведением, а делать его быстро.
Федор: Быстро, максимально качественно и большим составом.
М.С.: В этом отличие от нашей системы?
Федор: Я не знаю, я впервые с этим столкнулся.
М.С.: С такой интенсивностью, когда надо подготовить большое количество материала за короткий период?
Федор: Ничего особенного в количестве материала не было, мы действительно много занимались, но для нас очень хорошо было составлено расписание.
Александра: Мы успевали и отдохнуть и увидеть много всего интересного.
Федор: То есть ничего экстремального.
М.С.: А не было, когда утром встаешь, такого ощущения: ну вот, опять… как на галерах?
Федор: Бывало, конечно.
М.С.: Потому что всю ночь там не спали?
Все: Нееееет!
Федор: За режимом следили очень серьезно - после 11 все должны уже спать.
М.С.: Я у вас прочел, что один дирижер чуть ли не по 20 минут что-то рассказывал…
Александра: Да, это Хардинг. Он много давал информации, много объяснял, бывало, что слух уже уставал от иностранной речи и хотелось делать что-то, а не продолжать слушать.
Элизабет: Мне кажется, это было оправдано. Хардингу нужно было не разучивать с нами произведение, а общаться с молодыми музыкантами, что-то объяснять и заинтересовывать нас.
Федор: Важно, что ему удалось нас сплотить, ведь оркестр большой – 56 человек, 19 национальностей. Он нашел такой подход, чтобы интересно было всем, никто не сидел и не скучал. А когда мы уставали от иностранной речи, мы старались общаться по-русски.
М.С.: Как вы понимали, что он говорил, вы же упомянули, что не очень хорошо знаете язык?
Элизабет: Лично у меня не было таких ситуаций, когда что-то непонятно.
Александра: Когда по-русски - ни слова, ничего не оставалось делать, кроме как понимать.
Федор: Если в общих чертах оркестру что-то говорилось, бывало непонятно, а когда дирижер лично к тебе обращался – сразу все ясно.
М.С.: У Глеба сказано, что русские держались отдельно от всех, как пингвины...
Александра: В самом начале, когда мы только приехали, в первый день.
Элизабет: Иностранцы приезжали, сразу знакомились, у них получалось это легче.
Ксения: Потом придумали игру - поставили всех в круг и каждый должен был назвать свое имя и сказать, чем занимается.
М.С.: Как я понял, в Вербье вы присутствовали при исполнении современной пьесы?
Александра: Это была репетиция к открытию фестиваля, там исполнялось произведение Леры Ауэрбах. Название не помню, но оно как-то связано с 9 симфонией Бетховена, и там задействованы вокалисты и хор.
Элизабет: Нам сказали, что сочинение очень сильно перекликается с религиозной тематикой. Оно очень объемное, минут на 40; на открытии исполнялись всего 2 произведения: 9 симфония и это.
М.С.: Вы знакомы с современной музыкой, знаете, что в этом выправлении происходит? Можете назвать фамилии современных композиторов?
Александра: Пярт.
Федор: Цинцадзе.
Полина: Май.
М.С.: Вам удается послушать серьезную современную музыку, которую ныне здравствующие авторы пишут исключительно для филармонических концертов?
Ксения: Я знаю английского композитора Карла Дженкинса.
М.С.: Что-то играли из его произведений или слушали?
Ксения: Слушала, концерты были в Москве.
М.С.: Возможно, вы знаете направления современной музыки? Можете сказать, что сейчас популярно?
Федор: Я с этой музыкой не очень знаком.
Александра: Мне это как-то не близко...
М.С.: А у нас в школе, может быть на музыкальной литературе, эти темы обсуждаются?
Александра: Нет! Вообще никак. У нас в программе в конце 3 курса будет музыка первой половины 20 века, но это не современная.
М.С.: Жаль, потому что на западе, в Парижской консерватории, в частности, на вступительных экзаменах требуют при чтении с листа написать ритмические диктанты по произведениям современных авторов. Так что надо знакомиться с манерой письма современных композиторов, понимать особенности этой музыки, точно так же как вы понимаете особенности барокко, классицизма или романтики. У нас это, к сожалению, не практикуется, и мне кажется, что это явное упущение программы, которой мы придерживается в области музыкальной литературы. Это влияет на формирование мировоззрения молодых музыкантов, которые должны уметь самостоятельно оценивать качество современной музыки, потому что не зная, с чем это можно сравнить, наверное, трудно высказать свои суждения по поводу какого- то впервые услышанного произведения. Это, по-видимому, иногда приводит к высказыванию непонятных реплик типа: "Современная музыка - это муть", - что озвучил Глеб.
Александра: Это очень категорично, но он имел в виду только конкретное произведение.
М.С.: Такая категоричность - свидетельство необразованности, невоспитанности и поверхностного взгляда на развитие современной музыки. Подобные легковесные высказывания отрицательно характеризует конкретного человека. Что вы думает по этом поводу?
Федор: Я думаю, это все из-за того что у нас эта музыка не изучается и не обсуждается. Мы знакомимся только с классическими произведениями, но, наверное, любую музыку можно если не полюбить, то хотя бы понять. Если бы мы имели дело с современной музыкой в процессе обучения, я не думаю, что Глеб стал бы так высказываться. Произведение действительно очень специфичное - там было невероятное разнообразие инструментов в сочетании с необычными приемами игры. То есть для нас это не стандарт, это выходит за рамки нашего восприятия...
М.С.: А можно «не стандарт» обзывать? Это же вопрос элементарного воспитания.
Элизабет: Я иногда слушаю современную музыку, но, если честно, мое сердце к ней не лежит. Это произведение было весьма интересным, просто, возможно, мы пока чего-то не понимаем.
Александра: Меня волнует такой момент: исполнители этого произведения сыгрывались, как и мы, и репетировали его. То есть они могут играть такие вещи, а у нас, я опасаюсь, пока недостаточно навыков для исполнения подобных произведений.
Федор: А меня удивило, почему у нас не обучают исполнительской манере. У всех, кто концертирует на западе, все связано со свободой. У них нет нашего строгого академического стиля и им это очень к лицу. Я ощутил невероятное удовольствие, когда слушал как играли наши педагоги в Вербье. У нас такая свобода, возможно, даже негативно воспринимается.
М.С.: Как отсутствие вкуса?
Федор: Да! У нас вкусом считается строгий вид, строгая форма исполнения, а они могут позволить себе какую-то игру лиц, но она не переходит в кривлянье. И мне кажется, их этому учат, и они знают, как нужно выглядеть на сцене, чтобы человек получал удовольствие не только от игры, но и от происходящего в целом.
Александра: Я не очень согласна: я считаю, что это заложено у них внутри. Возможно, на все влияет разница менталитетов, другое видение музыки и профессии артиста.
М.С.: Любое видение – это результат общения с педагогом и со средой.
Федор: Конечно, я не имел в виду, что у них есть отдельные курсы как сидеть и улыбаться на сцене. Это приходит через общение с педагогом и музыкантами, через стиль жизни.
Полина: Так получается, что европейские музыканты, когда исполняют музыку, получают от этого колоссальное удовольствие. А у русских музыкантов на первом месте стоит техника – надо все очень качественно сыграть – а вложение души откладывается на задний план. Как-то меньше у нас свободы получается.
Элизабет: А по-моему очевидно, что это разница менталитетов. Мы оказались в более замкнутом пространстве, чем Европа с Америкой.
М.С.: Ничего себе замкнутое пространство - у нас 1/6 часть суши!
Элизабет: Они ушли от нас в развитии и манере поведения, а мы остались в своем академизме. Я не говорю, что это плохо.
М.С.: Как вы считаете, почему это произошло или происходит?
Элизабет: Мне кажется, это связано с историей - был Советский Союз и мы жили обособленно.
М.С.: А на вас-то Советский Союз как повлиял? Он в 1990-м году перестал существовать.
Элизабет: Наши родители и педагоги родом из Советского Союза, что не могло не сказаться на нашем воспитании. Это мелочи, но их много и они заметны. Поведение европейцев кажется нам развязным, а у них впечатление, что мы слишком зажаты и даже зашорены. Но я – за академизм и в одежде, и в сценическом поведении исполнителя.
Александра: Многое зависит от того, как видят искусство они и мы. Для нас – это что-что выстраданное, что даётся большими усилиями; этого тяжело добиваться, это сложно исполнять. Выходишь на сцену и есть некое таинство между тобой и слушателем – все очень серьезно. А у них все настолько просто, что можно выйти на сцену и получать удовольствие. Можно общаться со зрителем и это всегда весело и приятно. Понятно, что бывают произведения разного характера, но в целом все не так печально и глубоко как у нас.
Рита: Я считаю, что на первом месте всегда должна быть техника - на этом строится профессионализм, и мне по стилю больше нравится русская школа. Иностранцы себя более свободно, даже вольно, ведут на сцене: вертятся на стульях во время исполнения, в «пьяно» по манере играют также как и в «форте»… Разве это нормально?
Полина: Я не согласна с Ритой, в том что профессионализм у нас сильнее, чем в Европе, потому что европейские музыканты ценятся выше по уровню исполнения. Они от исполнения музыки получают удовольствие, а если этого нет, зачем вообще играть?
М.С.: А ты получаешь удовольствие от исполнения музыки?
Полина: Да.
М.С.: А почему когда ты играешь, у тебя уголки рта всегда вниз смотрят и лицо выражает дикое страдание?
Элизабет: Ну, это не сразу приходит.
М.С.: Объясните, мне интересно, я же всех вас наблюдаю в оркестре.
Элизабет: У меня тоже раньше так было, но я переоценила ценности. Со временем приходишь к тому что исполнение музыки – это прекрасно.
Александра: Если они сидят и улыбаются, это вовсе не значит, что они занимаются какой-то ерундой. У них блестящая техника и все на высшем уровне, но преподносится это так легко, что всем приносит радость.
М.С.: Я не могу сказать, что у всех на западе все – на высшем уровне. Для участия в этом лагере люди были специально отобраны из многочисленных претендентов, также как и вы.
Федор: Технический уровень многих иностранных музыкантов в Music Camp был заметно ниже, чем у наших ребят. При этом они могли играть какую-нибудь ерунду, как будто это что-то гениальное. Мне кажется, у них во время обучения закладывается очень хороший баланс между развитием индивидуальности и профессионализма. Это вообще крайне сложно, потому что начинаешь оттачивать профессионализм - игру слушать не интересно, развиваешь индивидуальность - техника уходит.
Элизабет: По некоторым детям было видно, что они просто приучены играть в оркестре: они уверены, знают, что делать, а когда что-то сольное исполняют – становится понятно, что нет ничего особенного.
Федор: У них нет страха сделать что-то «не то». Их не пугают новые произведения, в которых они, возможно, чего-то не знают. Они просто идут вперед, к поставленным целям, и никакой страх им не мешает.
М.С.: Это очень серьезная тема, она затрагивает подходы к взаимодействию учителя и ученика, которые складывались десятилетиями в России. При этом очень хорошо, что есть высокая профессиональная планка, которая существует в нашей стране, здесь есть свои плюсы. Найти правильный баланс можно только при взаимодействии разных культур в процессе общения, обмена впечатлениями и взглядами на жизнь. Совместные проекты, в частности, как Music Camp в Вербье, очень помогают этому.
Федор: Нам не хватает контактов между странами и разными музыкальными школами. Иностранцы, как я обратил внимание, о нас вообще ничего не знают, даже каких-то элементарных вещей. Один американец, например, очень удивился, что мы тоже смотрим американские фильмы. Он увидел, что я смотрю фрагменты из «Звездных войн» и спрашивает: «Ты что, любишь «Звездные войны»? Я говорю: «Да». Он: «А ты что, все понимаешь, когда смотришь «Звездные войны?». Я отвечаю: «У нас на русском есть этот фильм». Он был просто в шоке.
М.С.: На западе распространено мнение, что Россия изолирована от внешнего мира и что у нас очень ограничена информация. Наверное, это проблема их СМИ, которые убеждают в том, что Россия – отсталая страна. И здесь возникает вопрос представления нашей страны за рубежом. В данном случае вы – люди, которые должны через свое поведение, образ мыслей, через навыки, которыми вы обладаете, сообщить своим иностранным сверстникам, что это мнение о России, мягко говоря, неточное. Тем самым, если вы ведете себя в соответствии с культурой, которую вы несете и которая заложена в вас, вы всем своим видом сообщаете информацию о государстве. Так или не так?
Федор: Именно!
М.С.: Надо помнить об этом, потому что все мы граждане России и любим свою страну.
Элизабет: Зачастую всех русских там воспринимали как одно целое, и если кто-то один сделал что-то не то, это сразу отражалось в отношении ко всем остальным: «А, ну все русские такие». Приходилось даже сталкиваться с неким предубеждением. Поэтому иногда было сложно что-то доказать.
Федор: Многим категорически не нравилось, что мы разговариваем на русском языке. Нас было много и шел невероятный поток русской речи. Мои соседи по комнате в шале – один из Швейцарии, другой из Колумбии – часто говорили: «Вы нормальные ребята, но только, пожалуйста, поменьше говорите по-русски».
М.С.: Когда вы находитесь в компании, которая не знает языка вашего общения, принято общаться на языке, понятном всем. Говорить по-русски в присутствии иностранцев, которые его не знают – плохой тон.
Элизабет: Им почему-то все время казалось, что мы ругаемся – так им слышится наша речь.
М.С.: В прошлом интервью меня еще поразила фраза Глеба, что кто-то любит Россию потому, что ни разу в ней не был. Это означает, наверное, что сам он свою страну не любит. Я очень сожалею, что Глеб сегодня не пришел, потому что по этому поводу у меня к нему есть несколько вопросов. Первый – у кого он учится?
Александра: Я могу сказать.
М.С.: Я знаю ответ – он учится у профессора Российской академии музыки, Заслуженного артиста России, очень знающего, высокопрофессионального и уважаемого человека. Учится он в школе недавно – второй год, и возникает вопрос: есть ли представление у Глеба или у кого-то из вас, сколько стоит обучение одного студента в нашем колледже в год?
Ксения: Тысяч 200, наверное…
М.С.: Счет очень простой: бюджет школы имени Гнесиных в год составляет 146 миллионов рублей. Если разделить эту сумму на количество учащихся – 360 – и потом эту цифру разделить на 44, грубо, то получится 9,5 тысяч евро в год в среднем. Это означает, что учащийся первого класса стоит государству почти 7 тысяч евро, а студент 2-3 курса – около 12 тысяч. Так что государство, которое Глеб унизил, за 2 года уже заплатило 24 тысячи евро за его обучение здесь у самых лучших профессионалов. Я очень сожалею, что Глеб не понимает, что Родина – это объемное понятие, в котором есть наш дом, наши родители, наша культура, наша душа… Он же не это имел это в виду, когда плохо отзывался о России?
Федор: Думаю, он сам не понял, что сказал.
Александра: Он просто любит эпатировать.
М.С.: Любовь к эпатажу должна иметь меру. Подойти к машине и пнуть ее ногой – это не крик отчаянья, а хулиганство, которое легко трансформируется во вполне определенные штрафы; при отсутствии денег на штраф это заканчивается полицией. Я хочу, чтобы это все понимали. Наша задача как воспитателей – изменение мировоззрения человека в лучшую сторону, чтобы он в будущем был более успешным. Если вас в период обучения научат не только играть на инструментах, но и быть социально адаптированными и полезными, значит, ваша жизнь сложится более успешно. Поэтому, прежде чем сказать или сделать что-то, надо подумать, что это значит и какие могут быть последствия.
Федор: Это точно.
М.С.: Что ж, я считаю, получился очень полезный обмен мнениями. По поводу современной музыки мне особенно интересно было послушать. Думаю, что многое здесь могло бы зависеть от вашей личной инициативы, которой пока мало. Конечно, есть сложности с помещениями, но при определённом желании их можно преодолеть и создать некий студенческий клуб по теме изучения современной музыки. Приносите видео, записи, смотрите их и слушайте. Уверен, вас могло бы заинтересовать творчество таких выдающихся современных композиторов, как виолончелист Салима, российский музыкант Владимир Мартынов, работающих в стиле минимализма, произведения грузинского композитора Гии Канчелли…
Элизабет: Я совершенно не знала, что изучение современной музыки требуется для поступления в европейские ВУЗы.
М.С.: Не во все, в некоторые.
Федор: Многие учащиеся из-за большой нагрузки воспринимают факультативы как трату драгоценного времени, которого и так мало. Я сам к этому так не отношусь, и считаю, что любая возможность получить дополнительные знания – это важно.
Элизабет: Многие считают, что нужно учиться только игре на собственном инструменте, а про общее музыкальное развитие забывают.
М.С.: Упор исключительно на профессионализм создает некую однобокость в развитии наших молодых музыкантов. Это отражается на их дальнейшей судьбе и связано с карьерными траекториями, которые каждый для себя внутренне выстраивает. В нашей системе принято считать, что умения хорошо играть уже достаточно, чтобы победить колоссальную конкуренцию в музыкальной среде. К сожалению, это не так. Существенную роль, на мой взгляд, играет целая группа вопросов, связанная с умением себя вести, сделать свое портфолио, свой сайт, правильно составить биографию и выдать совершенно точную программу для определенного конкурса. Важно сделать качественный ролик с вашим выступлением; ваши фотографии тоже должны быть профессиональными, а не снятыми мобильным телефоном на кухне. Кроме того, вы должны понимать, как составляются контракты – под чем можно или нельзя подписываться. Вряд ли у каждого есть личный юрист, а значит – нужны хотя бы минимальные знания в этой области. Все это стоит денег, но вы сами вполне можете решить все вопросы при небольших затратах.
Александра: Как же нам получить эти знания?
М.С.: Должны быть созданы соответствующие карьерные центры и агентства, где за короткий срок можно получить все эти знания, в том числе, как общаться с прессой: как себя держать, что говорить, чтобы не оскандалиться, не бросить тень на страну, команду, тренера, педагога, которых вы в том числе представляете, ведь без их поддержки и помощи вступающим в жизнь не обойтись. А сообщения о ваших человеческих достоинствах и творческих достижениях — наша самая большая радость. Спасибо вам, до свидания!
Записала Светлана Царева
