Ровно год назад вышел первый выпуск нашей газеты. Накануне Нового года мы попросили Михаила Сергеевича ответить на наши вопросы.
Е.К.: С чем у вас ассоциируется праздник Новый год?
М.Х.: В первую очередь, с весельем, общением с друзьями. Есть праздники, которые отмечают не все люди, а этот праздник отмечают все, и мне кажется, в этом его особенность. Куда бы ты не зашёл: едешь в транспорте или идёшь по улице, или ты сидишь в гостях, с друзьями или дома в семье. Везде одинаково - приподнятое настроение.
Е.К.: Вы верите в Деда Мороза?
М.Х.: Ну честно сказать - нет (смеется). Я не верю конкретно в Деда Мороза. Я верю в чудо. И если Дед Мороз – это одно из чудес, то почему в него не верить. У меня есть история из детства, которая запомнилась мне на долгие годы, и которая, кстати, связана со школой. Это был первый Новый год в этом здании, мы только переехали, а я как раз учился в первом классе. Было решено устроить елку для детей. Такого зала, как сейчас, тогда не было, на месте зала были учебные классы, и праздник проходил в рекреации (где сейчас стоит белый рояль).. Посредине поставили ёлку, дети вокруг неё стояли и из коридора, который ведёт к парадной лестнице, появился Дед Мороз. Меня поразила одна деталь в его одежде. Как и положено Деду Морозу у него был красный халат с белой бахромой, борода и шапка. Но... из-под его халата торчали черные брюки и ботинки! Это было настолько обескураживающе для меня, что я с тех пор не верю в Деда Мороза (смеется).
Е.К.: В продолжение зимней темы хочется поговорить о предстоящих «Январских вечерах». Многие знают, что этот фестиваль искусств, придуманный вами совместно с музеем имени Пушкина, является «младшим братом» фестиваля «Декабрьские вечера», основанного Святославом Рихтером. В связи с этим вопрос: Какая тема у нынешнего, 12 фестиваля, и как эта тема выбирается?
М.Х.: Изначально тема нашего фестиваля была связана с темой «Декабрьских вечеров» Святослава Рихтера, но в последнее время она становится более обособленной и скорей связана со сказкой, которую мы с оркестром готовим к каждому фестивалю. В этом году это будет сказка Ханса Кристиана Андерсена «Гадкий утёнок». Сказки отражают наш окружающий мир, развивают у ребят творческие способности, учат стремиться к мечте, прощать, помогать и верить в чудо. Поэтому тема звучит так: «Сказочная мудрость».
Е.К.: На разных фестивалях вы экспериментируете с различными инструментами, стилями и составами исполнителей. Например, на «Январских вечерах» музыка Иоганна Себастьяна Баха соединилась со сказкой «Конек-горбунок», а в сюжете «Двенадцати месяцев» по-новому зазвучала музыка Петра Ильича Чайковского, соединенная с рок-вокалом. Что значат для вас эти эксперименты?
М.Х.: Я считаю эксперимент важным моментом в музыке, потому что любой синтез – это движение вперёд. Мы знаем много видов искусств, которые явились результатом синтеза предыдущих, отдельных видов. По одной из философских теорий, когда-то человек соединял в себе представления звука, слова и движения. То есть, доисторический человек в своём «возгласе» одновременно передавал музыкальную интонацию, речевую и сопровождал это определенным движением. Потом все разделилось на части. У нас есть отдельно речь, то есть мы можем спокойно разговаривать и при этом не делать никаких дополнительных движений, при этом не обязательно снабжать свою речь какими-то попевками. В тоже самое время, у нас есть музыкальная культура, развитая за последние двадцать столетий. В ней может быть что-то связанное со словом (романсы, песни), а может быть чисто инструментальная музыка - интонация, как выражение внутреннего чувства человека. Также отдельно живёт некий танец. Искусство, когда сначала разъединяется, а потом снова соединяется, оно двигается вперёд. Поэтому эксперименты, которые мы ставим, это одна из форм моего представления этого вида деятельности. Мне кажется, что важно не только играть классику и передавать содержание музыки, но и соединять те вещи, которые дают новое представление о хорошо знакомом и одновременно о том, что нас сегодня окружает, о современной жизни. Поэтому и появляются Бах и «Конёк-горбунок», Чайковский и рок-вокал и так далее.
Е.К.: Этот год был насыщен разными событиями. Во многих из них принимал участие оркестр «Гнесинские виртуозы». За годы, прошедшие с момента создания, оркестр превратился в востребованный творческий коллектив: различные концерты, фестивали, гастроли, оставляют в памяти какие-то впечатления. Какое впечатление запомнилось вам как яркое?
М.Х.: Было много событий, связанных с моей жизнью с оркестром. Разделить их на яркие и неяркие для меня сложно, потому что оркестр – это люди. Особенность в том, что они все время меняются. В оркестр приходит новое, подрастающее поколение, старшеклассники поступают в вузы и мы встречаемся с ними уже в антрепризных составах, которые иногда собираем. Впечатления об оркестре могут быть разными. Есть бытовая сторона совместной жизни: автобус - самолёт, регистрация, проблемы с багажом, с музыкальным инструментами. Бывают веселые вечеринки, когда после гастролей мы собираемся и отмечаем их окончание, бывают приемы в каких-то учреждениях, куда оркестр приглашают. В тоже самое время, есть другой вид взаимодействий с оркестром – это репетиции, продумывание гастрольного плана. И третье – это выступления, когда оркестр на сцене и ты выходишь и взаимодействуешь с ним в процессе концерта. Это тоже время; не просто вышел, махнул рукой – молния пролетела, и дальше пошла жизнь. Концерт длится определённое время. Иногда бывает подряд 5-6, иногда 20 выступлений. Это одно чувство взаимодействия с музыкантами, с музыкальной идей, которую пытаешься выразить на концерте, это один восторг или одно состояние. Когда ты находишься с теми людьми, с которыми недавно стоял на сцене, общаешься с ними, радуешься по каким-то поводам – это другое совершенно чувство, и оно тоже очень важно. Я не могу сказать, что ярче. Взаимодействие с великой музыкой и с людьми, которые отвечают на твои предложения или требования? Или то время, когда ты с этими же людьми просто сидишь, пьёшь кофе, обедаешь, радуешься каким-то смешным воспоминаниям? И то, и другое имеет значение.
Е.К.: Приходилось ли когда-нибудь выступать с оркестром в каких-то необычных условиях?
М.Х.: Разное бывало. Играли на улице, играли импровизированные концерты. Где-то, может быть, не было стульев, где-то не хватило пультов, но это все часть обычного рабочего процесса. Иногда бывает по-разному: кто-то забыл инструмент, кто-то – ноты. У меня необычность почему-то связана с этим. Ничего другого мне не вспоминается.
Е.К.: В 2012 году на Красной площади был концерт в честь Дня России. На таких мероприятиях всегда нестандартные филармонические пространства. Как в такой ситуации чувствует себя академический коллектив?
М.Х.: Это было шоу, конечно. Мы использовали запись, которую сделали заранее. Дирижировать под фонограмму всегда смешно. Особенно, когда договариваешься со звукорежиссёром, в какой момент начнётся музыка, и потом эти договоренности не выполняются. Получается, что дирижёр взмахивает рукой, а звука нет. Потом вдруг - «бац» и начинается этот звук. Когда соглашаешься на такие штуки, надо понимать во что это может вылиться. В этом случае было понятно, что будет фонограмма, поэтому беспокоиться о качестве выступления не приходилось. Ведь дирижера, в первую очередь, должно интересовать повлияет ли антураж на конечный результат, который требуется от оркестра. В данном случае окружающая обстановка не повлияла на качество игры, поэтому главная задача была выполнена.
Е.К.: Спасибо. Теперь, если вы не против, хотелось бы поговорить о другом виде вашей деятельности. До того, как вы пришли работать в школу, вы концертировали как пианист и активно пропагандировали музыку современных композиторов. Что это были за композиторы и что вас привлекало в этой работе?
М.Х.: При Союзе Композиторов была организация, которая занималась пропагандой советской музыки. Некий состав молодых исполнителей, который подрабатывал тем, что исполнял современную музыку не только советских, но и зарубежных авторов, которые приезжали в Советский Союз, общались с нашими композиторами, взаимодействовали, выступали на концертах. Мы часто играли в Доме Композиторов, выезжали на разные гастроли. Это была музыка, как правило, малоизвестных авторов, которые уже в последствии стали активно исполнятся. Я помню, что мы играли Рословца и Моссолова. Тогда это было впервые, потому что некоторые имена вообще были запрещены и не издавались, много позже они стали пропагандироваться. Это была концертная практика, которую было очень трудно найти. И это было взаимодействие с другими музыкантами, которое очень важно в период становления исполнителя. Мы играли не только соло. Выступали с вокалистами, исполняли много камерной музыки. Это был важный и интересный этап в моей жизни, потому что когда нужно быстро освоить какое-то совершенно неизвестное произведение, то начинаешь немного по-другому смотреть на музыкальный текст. Когда ты играешь Моцарта и Бетховена, понятно, что все нужно играть так, как написано. Когда же ты играешь музыку другого плана, то становится понятно, что все не нужно играть. И это рождает новое отношение к музыкальному тексту. Важный момент, которому не учат в школе.
Е.К.: Как вы относитесь к современной музыке? Что на ваш взгляд важно в работе над произведениями этого периода?
М.Х.: Есть разная музыка ХХ века, так как он впитал в себя много разных направлений. На самом деле, это сложный вопрос для меня, потому что Прокофьев, Шостакович, Свиридов – это одно, а серийная музыка – совсем другое. Линия Шенберг, Берг (в меньшей степени, так как он ближе к Рихарду Штраусу), и, скажем, Эдисон Денисов – это музыка, которая требует очень сильного интерпретаторского переосмысления или домысления, «доделывания» исполнителем. Cмыслы неинтрепретированной музыки не понятны слушателям. Если мы, конечно, не берём песенку про «Чижика – пыжика» и так далее. Для того, чтобы трактовать современную музыку, надо иметь особый талант. Понятно, что банальность сейчас никого не интересует и всем хочется услышать в старой музыке что-то новое. Многим это удаётся, но иногда этот излишний эпатаж приводит к потере смысла, особенно это заметно не столько в музыке, сколько в театре. Например, когда мы видим, что в погоне за успехом и желанием произвести впечатление на публику теряются смыслы драматических произведений и получаются какие-то вульгарные постановки, которые рассчитаны только на привлечение каких-то низменных инстинктов.
С музыкой в этом смысле проще. Она не видна слушателю так, как в театре. Там можно надеть какие-то другие костюмы, и у тебя уже новая интерпретация. Современная музыка, конечно, требует гораздо больших знаний. Исполнитель с детства учится. Условно говоря, за 15 лет обучения у него возникает багаж определенных знаний. Все это время он, в основном, занимается классикой, и ее трактовка может быть ограничена какими-то штампами, но не составляет проблемы. А интерпретация современной музыки, напротив, составляет для него огромную проблему, потому что он эти 15 лет не играл подобную музыку совсем, и у него гораздо меньше знаний относительно знаний о известной музыке. Поэтому, прежде чем что-то такое играть, скажем, Шенберга, Мессиана, Дютие, даже Энеску, надо быть очень подготовленным.. Только кажется, что человек может сыграть современную музыку, потому что он долго учился. Но если мы разложим процесс обучения на составляющие, то увидим, что в части обучения интерпретации, интерпретации современной музыки вообще нет. Вся история обучения за эти двадцать лет – это то как нужно играть романтику, классику и барочную музыку. Вот три вида интерпретации. Он даже не знает, как играть джаз, хотя может быть каждый день его слушает. Не знает, как рок играется, в чем агогика этого музыкального жанра. Именно поэтому мы очень часто присутствуем на концертах современной музыки, которые нам ни о чем не говорят.
Е.К.: Помимо исполнительской деятельности вы преподаете специальное фортепиано. Как вы считаете, насколько нужен исполнительский опыт педагогу и насколько вам помогает исполнительская практика?
М.Х.: Я считаю, что исполнительский опыт очень важен педагогу. Так сложилось, что в силу разных причин мой исполнительский опыт не очень большой. С другой стороны, я знаю, как играть. Как надо эффективно потратить время, над чем нужно поработать, чтобы произведение стало лучше. Чисто педагогический взгляд на сложный процесс взаимодействия умственно-мышечной деятельности для извлечения звуков.
Есть люди, которые очень здорово играют и неплохо преподают, но не обладают достаточным педагогическим пониманием в силу того, что они, как исполнители, никогда не анализировали – почему у них так хорошо получаются, скажем, пассажи или октавы. Для них это не составляет никакого труда. Блестящие музыканты, которые садятся и замечательно играют, иногда приходят к этой игре абсолютно естественным путём. Не через какие-то сложные технологические барьеры, которые были в детстве, а потому что у них так складывалась судьба, такие у них руки, мышцы, представления или педагоги, которые позволили им быстро овладеть технологией игры на инструменте. (Не имеет значения на каком). И они никогда не задумывались о том, что именно нужно делать, чтобы это получалось. Из этих блестящих, выдающихся исполнителей никогда не выйдет хороший педагог. Приходит ученик, играет, у него не получается какое-то место. Исполнитель искренне удивлён "Как не получается?" Он играет это место сам, и говорит: "Что тут играть то, вот посмотри". Играет, все получается. "Ну-ка сыграй!", ученик играет и у него не получается. "Да нет, подожди, ну вот так вот". Играет и опять то же самое. Так прошло полчаса, никто никого ничему не научил, каждый остался при своём. У солиста, хорошо играющего на своём инструменте, все получается, а у ребёнка ничего не получается. Поэтому, мне кажется, что хороший педагог – это тот, который очень долго стремился к тому, чтобы вникнуть в причины своих неудач во время своего обучения в юности. И обычно этим людям сопутствует хорошая судьба.
Человек, который очень хочет что-то узнать, стремится к этому и делает для этого все, ему рано или поздно судьба помогает либо книгами правильными, либо людьми правильными. От этих людей он очень многому учится и отвечает на вопросы, которые себе поставил: "Почему это не получается?", "Что тут надо?". Где-то надо подумать о том, как мышца действует, где-то о том, что надо привстать - присесть, педаль нажать, где-то психологический зажим. То есть масса всего, в разных местах это разное. И вот когда человек набирает эти вопросы и набирает на них ответы, дальше он может стать хорошим преподавателем.
Е.К.: Если можно, мы снова вернемся к вашему детству. Как начинался ваш музыкальный путь?
М.Х.: В 6 лет мама меня привела в школу.
Е.К.: А от чего зависел выбор инструмента?
М.Х.: У нас дома было пианино, так что альтернативы не было. (Смеётся)
Е.К.: Есть ли у вас какое-то яркое музыкальное впечатление из детства?
М.Х.: Да, есть. Даже не одно, а целый ряд ярких впечатлений, связанных с концертами в Большом зале Московской консерватории. Когда я был совсем ребёнком, мама водила меня на самые лучшие концерты. Я помню, что был на концертах Артура Рубинштейна, Артуро Бенедетти Микеланджели, Святослава Рихтера, Эмиля Гилельса. Для Москвы эти концерты всегда были событием и маме удавалось каким-то образом доставать билеты. Я всегда сидел на ступеньках первого амфитеатра. Конечно, я уже не все помню: что именно они играли, но я помню удивительное состояние своей души от встречи с прекрасным. Это был очень важный момент для моего будущего.
Блиц-опрос
Е.К.: Ваша любимая книга в школьные годы?
М.Х.: Тургенев, всего прочёл.
Е.К.: Есть ли у вас любимый вид спорта?
М.Х.: С годами меняется представление об этом, сейчас люблю иногда по телевизору футбол посмотреть.
Е.К.: Суперспособность, которой вы бы хотели обладать?
М.Х.: Знание иностранных языков.
Е.К.: Какую фразу чаще всего повторял ваш педагог по специальности?
М.Х.: Я совершенно не помню оценок своих педагогов по специальности. Почему-то больше помню свои собственные, внутренние оценки, нежели оценки со стороны.
Е.К.: Ваше любимое время года?
М.Х.: Лето.
Е.К.: Спасибо вам за интересное интервью. В завершении, хочу попросить вас пожелать что-нибудь педагогам и ученикам в наступающем году.
М.Х.: Я желаю педагогам терпения и сил, ученикам успехов, и всем вместе положительных эмоций!
Е.К.: Спасибо, Михаил Сергеевич. Мы желаем Вам терпения, успехов и вдохновения!
Беседовала Екатерина Ключникова
Фото: Юрий Калистратов