В 2023-2024 учебном году МССМШ имени Гнесиных организовала серию открытых бесплатных мастер-классов с ведущими педагогами России и других стран – к 150-летию Ел.Ф. Гнесиной. Один из приглашенных мастеров – профессор МГК имени П.И. имени Чайковского, солист Московской филармонии, виолончелист Кирилл Владимирович Родин рассказал о годах обучения в «Гнесинской десятилетке» и Московской консерватории, и поделился мыслями о воспитании юных музыкантов.
Е.К. — Вы довольно часто участвуете в жюри именно детских конкурсов. На прошедшем в школе V Международном конкурсе "Cello-Bass" в один день был такой спектр разновозрастных детей, как вы оцените уровень подготовки участников, приехавших на конкурс?
К.Р. — Мне было очень приятно, что меня пригласили в жюри конкурса, о котором я, конечно, слышал. Гнесинская школа — одна из лучших школ мира в этом сегменте среднего специального музыкального образования, с прекрасными условиями. То, что конкурс проходит раз в два года, позволяет тем, кто не получил первые премии, еще раз подготовиться, поработать над ошибками и выступить в другой возрастной категории, с другим репертуаром.
Как на любом конкурсе, конечно, были участники различной степени подготовки во всех возрастных группах. Это нормально, потому что в таком возрасте дети еще развиваются. Какой-то ребёнок сразу о себе заявляет очень ярко. Но бывает, что он ярко заявил, а потом ты как бы ждёшь от него постоянного опережения своих сверстников. И к сожалению, очень нечасто происходит так, что они дальше остаются в лидерах. А с другой стороны, есть ребята, которым нужна постепенность развития. Тем более, если речь идет о нашем инструменте, где зачастую ещё до конца не сформировалась постановка, и не идет еще речи о творческом облике музыканта. Так что бывают разные ситуации, когда человек потенциально талантлив, но вот ещё не может раскрыться и представить свою конкурсную программу в смысле высокого уровня выступления.
Я сыграл на открытии конкурса Ноктюрн и Allegro Appasionato, эти же произведения потом играли ребята из средних возрастных категорий, то есть ребята уже берут произведения, которые мы можем отнести к определению высшей сложности. Конечно, в таком возрасте очень непросто достичь уже такого владения инструментом, даже внутри своего выступления, и не все было ровно и стабильно. Мы это все понимаем. Для этого и существуют такие конкурсы. Это конкурс, где нет проигравших. Динамика развития подростков очень непредсказуемая.
Есть опасность в том, что кто-то может воспринять высокую оценку как абсолютное достижение. Но они должны понимать, что важно продолжать развиваться. То есть их достижение — скорее обязанность, а не просто награда.
Е.К. — Есть ли примеры имен так называемых вундеркиндов, которые вы можете назвать?
К.Р. — Даниил Борисович Шафран, который был моим кумиром и остаётся кумиром для очень многих сегодняшних молодых музыкантов, которые учатся на его записях.
Е.К. — Когда вы видите совсем юных виолончелистов, в них можно разглядеть потенциал?
К.Р. — Да, у них очень-очень чистое восприятие. И хотя не хватает пока стабильности, устойчивости в исполнении, тем не менее, у них абсолютно чистое, неиспорченное восприятие мира, они как ангелы. Я был тронут отношением к звуку у некоторых юных конкурсантов.
Е.К. — Зачем, на ваш взгляд, конкурсы нужны детям?
К.Р. — Конкурсы — важная вещь в судьбе музыканта. В нашей профессии нужно быть первым. Если мы говорим красивые слова о том, что в конкурсе нет проигравших, конечно, ребёнок, который не увидел себя в числе победителей, будет переживать. Хуже, если они будут считать себя неуспешными настолько, что посчитают невозможным продолжение развития в профессии. Но при очень правильном и гармоничном развитии, когда уделяется время и репертуару, и технологии, есть какая-то внутренняя мотивация развиваться, конкурс приносит пользу.
Что касается стресса на сцене — его испытывали многие великие музыканты. Как на конкурсах, так и на концертах. Это часть профессии. Конкурс от концертного выступления отличается наличием декларируемой оценки, но и на концерте тебя оценивает публика.
Тут очень важна поддержка педагога и родителей. Умный педагог правильно настройки объяснит. Многие победители взрослого Конкурса имени Чайковского оказывались победителями не с первого, и даже не со второго раза. И как раз вот эта неудача, она помогает.
Е.К. — Как настраиваться музыканту перед выступлением? Ведь настрой тоже влияет на успех?
К.Р. — Конечно, влияет. Тут и высыпаться нужно, и готовиться нужно. Опять-таки, когда человек долго готовится по-настоящему и ещё имеет возможность свою программу обыграть, он абсолютно целен. Уже сама настройка исключает какие-то случайности. Но важно понимать, что у нас нет каких-то правил, как в математике.
Е.К. — На что, будучи членом жюри, вы обращаете внимание чаще всего, а что позволяете себе опускать в момент оценки. Есть ли какие-то вещи, которые вас «цепляют» больше всего?
К.Р. — Есть. Если его звук проникает в душу и ты хочешь его слушать дальше, и в этот момент забываешь обо всем. Это значит, что можно простить какие-то случайности, мы все люди. Когда качество звучания инструмента начинает быть самым близким к человеческому голосу, если человек звуком может заставить себя слушать, то я дальше буду в своих критериях оценки это учитывать прежде всего.
Этого достичь чрезвычайно сложно, и я не хочу никого особенно ругать, но мало у кого из молодых музыкантов есть такое звучание, которое заставляет трепетать. На поиск звука может уходить очень много времени. И даже когда, казалось бы, ты его нашёл и чувствуешь себя самым счастливым человеком на этом свете, может случиться так, что на следующее утро ты возьмешь инструмент и всё — этого звука нет. И вот тут очень важно не опускать руки. Ты его добился, просто это пока не стало твоим стопроцентным владением.
Е.К. — Вы не сразу были так влюблены в виолончель и любили заниматься?
К.Р. — Это тоже нормально. Я помню, как я учился в Гнесинской школе. Уже с 4-5 класса пришло понимание, что это часть моей жизни, и уже не нужно было заставлять заниматься.
Е.К. — А что стало таким импульсом для вас?
К.Р. — Погружение в профессию. Я учился в МССМШ им. Гнесиных, где ребенком мог попасть на концерт какого-то гениального мастера. Услышать и подумать: «вот оказывается, так играть можно на инструменте!». Дальше возникают мысли «а что же я из себя представляю?»… и так далее. А когда я ходил по тем же самым коридорам, был в тех же классах, в которых учились мои сверстники и ребята чуть постарше — Рудин, Князев – меня это мотивировало очень сильно. Я стал понимать, что для результата нужны усилия. Не только, конечно. Прежде всего нужна музыкальная одарённость, но с этим у меня все было нормально. А вот то, что надо вкладывать в процесс колоссальный труд, это я понял где-то уже к концу начальной школы. Не все, правда, приходят к таким выводам, у некоторых опускаются руки…
А бывает, что очень талантливый ребёнок не получил нужного образования, навыков в то время, когда это очень необходимо. Когда я учился в школе, была непередаваемая атмосфера, и все было подчинено тому, чтобы ребёнок развивался. Вся система советского музыкального образования, музыкальная литература, специальность, концертные выступления — это все было в удивительно гармоничном комплексе. Расположение школы, само здание — тоже влияло.
Е.К. — Расскажите немного о вашем педагоге по специальности в школе.
К.Р. — Это подарок судьбы, что я попал в класс к Вере Михайловне Бириной. Помимо того, что она меня научила тому, чему возможно было научить, она дала мне главное — привила любовь к самостоятельной работе. Она научила меня мыслить. Все-таки ребёнок два раза в неделю имеет уроки по специальности, а все остальное время он занимается дома.
Вера Михайловна всегда очень уделяла очень большое внимание именно тому, какой звук рождается из моего инструмента. И, конечно, та атмосфера, которая была дома. Из радио доносилась в основном классическая музыка, дома были пластинки. В центре Москвы концертные залы, Большой театр. И когда я уже поступил в консерваторию, у меня были достаточно стабильные и цельные взгляды и на музыку, и на искусство, и я был таким достаточно самостоятельным, как мне казалось. Но дальше мой педагог, великий наш учитель, Наталия Николаевна Шаховская, быстренько на землю опустила.
Е.К. — Это ощущение было связано с юношеским максимализмом?
К.Р. — Да, это тоже, наверное. Это тоже необходимо, потому что нужно стремиться быть лучшим. Но я помню, был самым счастливым школьником, когда директор — Зиновий Исаакович Финкельштейн — написал мне такую бумагу, что я могу брать любой свободный класс и там заниматься. Я никогда не думал, что могу быть таким счастливым от того, что можно заниматься в любом свободном классе.
Е.К. — Когда вы учились в школе, как воспринимались концертные выступления? Это обычная часть профессиональной жизни или некое поощрение за хорошую учебу?
К.Р. — Вы знаете, тогда была очень выстроенная система отборов на отчетные концерты, которые проходили в концертном зале Гнесинского института (сейчас Российская академия музыки имени Гнесиных). Мы, школьники, все готовились к этим отборам, считали это очень важным. У нас была хорошая, здоровая конкуренция, такой мини-конкурс.
Е.К. — То есть это действо воспринималось как праздник, к которому нужно готовиться?
К.Р. — Да, праздник. Уже тогда белая рубашечка, бабочка. Большое значение уделялось и тому, как юный артист выглядит. Я только благодаря этим концертам научился гладить брюки.
Е.К. — Расскажите о Наталии Николаевне. Она ведь тоже выпускница Гнесинской школы…
К.Р. — Да. Мы поступали в 1981 году, было 15 абитуриентов-виолончелистов. И 14 заявлений было подано в её класс. Весь Советский союз мечтал попасть в ее класс. Это нормально, когда ребенок выбирает лучшее. Кстати, сейчас своим ученикам я говорю: «ходите по классам, ищите, знакомьтесь». У меня никакой ревности нет. Если молодой человек захочет — он уйдет из твоего класса и это будет его выбор. Пусть он ошибается, но приобретает опыт.
Е.К. — Вас не пугал такой конкурс в класс того педагога, к которому вы хотели поступить?
К.Р. — Я почему-то был уверен, что Наталия Николаевна меня обязательно возьмет. Это тоже подарок судьбы, что она взяла меня. И на первом уроке, когда я уже ходил с чуть более поднятой головой, она меня опустила на землю. Поменяла положение смычка, например. Я абсолютно ей доверял. Но был трудный период, когда играть по-старому я уже не мог, а по-новому еще не умел. Месяц-полтора в первый год обучения мне казалось, что я вообще не умею играть на виолончели. Вуз – это не школа. Школьный педагог – это как мама, а в вузе никто не будет нянчиться. Тем более, что она очень активно концертировала. Так и в классе у Ростроповича было. А за то время, пока ты предоставлен себе, можно и ложные идеи подхватить.
Е.К. — Как вы нашли выход из этих сомнений?
К.Р. — Я безгранично доверял педагогу. И постепенно, спотыкаясь, шел к цели. Это закаляет характер. Преодоление трудностей — часть нашей профессии. В том же году проходил Международный конкурс им. Чайковского, где одно из первых мест занял Саша Рудин. И я для себя решил, что в следующем конкурсе на этой сцене буду участвовать я. Эта уверенность, что я смогу, тоже мне помогала.
Я много ходил в Большой театр. В то время это были лучшие годы театра — такие великие певицы как Образцова, Атлантов, Милашкина, Архипова, Нестеренко. Когда я вживую их слушал, мне хотелось немедленно взять в руки инструмент.
Е.К. — Звучание виолончели ведь напрямую связано с человеческим голосом…
К.Р. — Я певцов слушал даже больше, чем виолончелистов. У меня по тем временам была большая коллекция пластинок. Мы ездили за ними в магазин «Мелодия» и по подписке покупали. Идеал для виолончелистов – это, конечно, певческий голос. У нас было кого слушать и на кого равняться. Сейчас, с появлением такого количеств ресурсов, это стало еще более доступным.
Е.К. — С одной стороны — да, конечно, а с другой — это никогда не заменит живое исполнение…
К.Р. — Это незабываемые концерты, когда я слушал живьем Гилельса, Когана, моего профессора Наталию Николаевну.
Е.К. — Будучи студентом, вы принимали участие в концертах своего профессора?
К.Р. — Да. Она пригласила нас выступить в ее сольном концерте ансамблевым номером. Мы играли Вилла-Лобоса. 8 тактов вступления… и я никогда не думал, что такой звук вообще можно «родить» из виолончели. Мне захотелось искать такой же выразительный, но свой звук. Учиться у педагога, который сам активно играет — великое счастье. Она, по-моему, 24 часа в сутки отдавала себя работе. Между прочим, когда мы готовились к Конкурсу Чайковского, нас было трое — ее учеников. И если я был последним, то уходил от нее без двадцати минут часа ночи. Так она в течение полугода занималась ежедневно.
Е.К. — Есть ли что-то схожее в методике преподавания у Веры Михайловны Бириной и у Наталии Николаевны Шаховской? Что из их методик вы применяете в своей педагогической деятельности?
К.Р. — Всех своих лучших учеников Вера Михайловна бережно передавала в руки Наталии Николаевны. Я часто вспоминаю их. И мысленно постоянно с ними советуюсь. Когда ты предан музыке, есть некая связующая между всеми нами — педагогами и учениками. Я и своим ученикам говорю, что учусь у них. Не стесняюсь этого. Они во мне видят не константу — человека который всегда прав, а члена семьи, который тоже может ошибаться. И это никак не влияет на авторитет.
Кстати, чему я научился у Наталии Николаевны — ее манере общения. Когда ты понимаешь, что никаких панибратских отношений с человеком быть не может, но она так выстраивала общение, что ты оставался самим собой. Тебе не нужно было быть лучше, чем ты есть на самом деле. Хотя в её обществе ты все равно становился лучше. Тоже самое было у Веры Михайловны — полное доверие. Еще я у них перенял желание к ежедневной работе на инструменте.
Очень важно, чтобы ученики умели профессионально оценить выступления друг друга. Сам себе педагог. Когда ты умеешь оценить получается у тебя или нет, ты продуктивнее проводишь время за инструментом. Даже если ты занимаешься как Даниил Шафран — каждый день больше семи часов. Это время можно использовать по-разному.
Е.К. — И в заключении нашей беседы я попрошу вас дать совет для юных виолончелистов.
К.Р. — Я хочу сказать ребятам, что в это трудное время они выбрали, по-моему, самую необходимую людям профессию. Вам дан талант, возможность учиться у лучших педагогов, но это только часть того, что сделает из вас музыкантов. Ваши одаренность, терпение, трудолюбие, воля и любовь к музыке помогут преодолеть все трудности.
Мы занимаемся той профессией, которая нужна людям в любое время, а сейчас особенно. С помощью языка музыки вас поймут в любой стране. И вы можете сказать больше, чем словами. Музыка – это наше признание! Это наша жизнь.
Беседовала Екатерина Ключникова
