16 и 17 марта в «ДОМе на Знаменке» прозвучали концерты к 40-летию творческой деятельности Елены Сергеевны Пляшкевич, преподавателя по классу специального фортепиано МССМШ им. Гнесиных.
Сцена Органного зала превратилась в эти дни в настоящую оранжерею из цветочных букетов, подаренных учениками, выпускниками Гнесинки, друзьями и коллегами Елены Сергеевны, а многочисленные «музыкальные приношения» объединились в два большихконцерта лауреатов международных конкурсов, стипендиатов международных благотворительных фондов имени В. Спивакова и Ю. Розума. Сама именинница с удовольствием выходила на сцену, исполняя как сольные произведения, так и аккомпанируя своим ученикам. Для читателей сайта гнесинской школы она рассказала о себе подробнее.
О детстве
Я родилась в музыкально-театральной семье. Мама была вокалисткой и теоретиком, выпускницей Гнесинского института. Папа, помимо того, что был певцом, еще работал артистом Малого театра. Я была ребенком сцены и очень ее любила. Вообще, я многим в детстве занималась, например, балетом у мамы Владимира Васильева. Получалось, что и хореография, и музыка шли бок о бок. Я помню, когда мне было два года, папа с одним из своих лучших друзей, музыковедом Натаном Львовичем Фишманом, слушали пластинки с какой-то духовной музыкой. Я подошла к ним и сказала, что так поют в церкви. Натан Львович сказал: «деточка, у меня не все студенты могут отличить духовную музыку от светской», и, когда мне было около пяти лет, привел меня к педагогу Дине Марковне Маграчевой, ученице В. Софроницкого (позже Зиновий Исаакович Финкельштейн пригласил ее преподавать в «Гнесинскую десятилетку», и она взяла меня с собой).
О первом выступлении
Когда я была маленькая, моим любимым композитором был Бах. А первое выступление было в Большом зале консерватории. Мне было семь лет. Я играла Пахельбеля и Баха.
О хобби
Спорт всегда был в моей жизни. У меня куча всяких разрядов. 20 км в день на лыжах, первый разряд по бадминтону, третий по стрельбе, кандидат в мастера спорта по фигурному катанию, ныряла с 10-ти метровой вышки. И, наверное, если бы в детстве не было бы столько спорта, я бы не выдерживала дальнейших нагрузок в жизни. Меня очень любили тренеры, потому что я была очень выносливая и духом сильная, упертая страшно.
О первом педагоге
Дина Марковна Маграчева – мой единственный педагог в школе. Она была совершенно уникальным человеком, и у нее была уникальная звуковая школа, своя собственная, не похожая ни на какую другую: с таким свободным звукоизвлечением и чуткостью, там использовались совершенно другие технологии тела для звукоизвлечения!
Об учителях
Каждый из музыкантов, с которыми я общалась дальше по жизни, по-своему повлиял на меня. Я была самодостаточной девушкой, и в школе тоже. Сама себя толкала вперед. У нас в школе принято всё отшлифовывать, но так как я человек очень нетерпеливый, мне всегда хотелось чего-то еще. Я прекрасно знала, что те произведения, которые я хотела играть, мне в моем возрасте никто не даст. И я поступала таким образом: параллельно со своей программой я учила то, что мне хотелось, и приносила это на урок уже наизусть. Смотрела на настроение педагога в конце занятия и просила ее послушать. И она, видя, что произведение уже готово, говорила: «ах, ну если так, то берем это в программу».
Я заканчивала школу с очень сложной программой. Играла Третий концерт Прокофьева целиком, шесть этюдов Шопена,два этюда-картины Рахманинова, сонату Моцарта с вариациями. Экзамен длился час с лишним. Когда я училась в РАМ им. Гнесиных, были творческие контакты с В.М. Троппом, А. Сацем, Ю. Понизовкиным, Брунбергом. А дальше был Е. Светланов, В. Федосеев. Играла и в оркестре, и соло. Общаясь с такими людьми, я многому училась у них.
О выборе инструмента
Я думаю, что, скорее всего,на выбор инструмента повлияли родители. У нас все в семье владели инструментом. Дома было пианино Rönisch, очень певучее, оно до сих пор у меня есть. У нас на даче были постоянные концерты, и я всем аккомпанировала. А еще моя бабушка была воспитанницей пансиона благородных девиц. Она музицировала, играла на фортепиано романсы Гурилева, Варламова. Так что выбор инструмента, наверное, был заложен на генном уровне.
Е.С. Пляшкевич с участниками праздничного концерта
О преподавании
На самом деле то, что я буду преподавать, было понятно еще в школе. В старших классах ребята подходили ко мне и просили помочь. Я слушала их и придумывала для них упражнения. Когда Зиновий Исаакович Финкельштейн пригласил меня в школу в качестве педагога, мне не очень хотелось преподавать, но он сказал: «Я думаю, что у тебя получится, вот увидишь – тебе понравится». Раньше была такая система приема на работу, когда нам давали двух «нулевок». Своеобразное испытание на профпригодность. Пока эти ученики не поступят, тебе ни за что не дадут другие классы. Мне повезло, у меня были хорошие «нулевки», они поступили сразу. И постепенно начал набираться класс.
О стиле работы с учениками
До сих пор не люблю никого «поучать». Беседовать, обсуждать – да. А вот назидать, учить – нет. Мои ученики как маленькие коллеги. Я сама у них многому учусь, пытаясь из них что-то вытащить. Не вбиваю в них информацию, а показываю, что в них самих заложено хорошего. На своем примере пытаюсь влюбить их в наше дело. У меня другой подход, я не диктатор.
О воспитании
Дети должны быть личностно свободны, а не забиты. И меня воспитывали так же. Моя мама была удивительным человеком. Когда мне было 6 лет, она ходила к Дине Марковне на мои уроки и записывала все, что надо сделать. А дома мама никогда мне не помогала. Она всегда зачитывала все задания и говорила, что на это у меня есть час, потому что потом нам надо было, к примеру, идти на балет. Проходил час, она слушала и, если у меня что-то не получилось, говорила: «вот здесь и здесь нет, ты это доделаешь завтра». То есть она учила меня ответственности. Сейчас часто учат родителей, а меня учили работать самостоятельно и в определённые временные рамки. Это очень важно.
Об учениках
Моя первая «нулевка», Лена Кошелевская, сейчас уже много лет живет в Нью-Йорке и занимается джазом. У меня начинали Саша Кобрин и Яша Кацнельсон, но так получалось, что, когда я их учила, оба раза уходила в декрет, поэтому занималась с ними только в начале, а дальше они переходили к другим педагогам. Саша Орлоцкий закончил консерваторию, работал ассистентом у Е.Р. Рихтер. Он тоже очень одаренный человек, помимо консерватории еще учился на режиссерском факультете в ГИТИСе у Гончарова, сейчас – главный режиссер детского театра. Аня Музыченко –член Союза композиторов. Илья Шуть в Америке, Настя Придворова – концертмейстер.
Мои ученики растут постепенно. Сейчас очень начала разворачиваться Маша Саакян, она сыграла все 12 этюдов Шопена (ор. 25). Артур Искоростенский пианистически достаточно яркий. Стеша Ермолаева очень одаренный человек, но мечущийся; скорее всего, она найдет какой-то синтез. У Мурата Мансырова свой мир… Одно могу сказать – они все творческие люди. Я не лезу в их мир, не ломаю. Каждый – самостоятельная творческая единица.
О творчестве в педагогическом процессе
Любое творчество – это духовная, сокровенная вещь, в которую лезть нельзя.У каждого человека есть какое-то божественное начало, и нужно его помочь сохранить, чтобы потом оно расцвело в определенном возрасте. Я – свободный художник, смотрю индивидуально на каждого ребенка. Кому-то нужно развить фантазию, а кого-то надо научить конструктивно мыслить, строить. А кто-то, наоборот, активно занимается строительством, а про инкрустацию забывает. Просто все должно постепенно дойти до какого-то гармонического состояния.
О любимых произведениях в исполнительском репертуаре
Любимое делится по периодам. Сначала это был Бах, потом Моцарт. Пожалуй, Моцарт проходит таким светлым лучом через всю жизнь. Когда-то был Бетховен. Очень люблю Шопена и Рахманинова. Третий концерт Рахманинова был моим «другом» на протяжении лет пятнадцати в юношеском возрасте. Было мне плохо или хорошо, я всегда под него плакала или радовалась. Люблю современную музыку, ее не боюсь.
О читке с листа
Я считаю, что хорошо читать с листа – это способность, данная от природы. Конечно, благодаря родителям, я читала очень много вокальной литературы. Начиная с 10 лет родители дарили мне на день рождения клавиры опер, балетов, месс. Все это я переигрывала от корки до корки. Если это клавир оперы, то и пела сама себе.
Когда я поступала в аспирантуру, мне это тоже помогло. Одним из пунктов коллоквиума была самостоятельная работа. За 45 минут надо было выучить наизусть какое-то произведение, и нам дали «Траурный марш» Дебюсси. Это наполовину атональная музыка. Две строчки в ми-бемоль миноре, одна – в ля. Из тех, кто поступал, почти никто не смог выучить наизусть эти три страницы.
Позже я работала в Москонцерте, мне приходилось играть «в транспорте» иногда совсем новую музыку. Один раз мне пришлось сыграть цикл Флярковского, так как у кого-то заболел концертмейстер. И баритон начал: «это нужно на терцию ниже, здесь поднять» и так далее. Конечно, сложно, но можно.
О знакомстве с В.И. Федосеевым
Так как я неплохо читаю с листа, кто-то из знакомых попросил сыграть «на передвижку». Сыграли. Потом ко мне подходит кто-то с просьбой подыграть ему, потом еще и еще. Потом подходит директор оркестра, потому что я на сцену в этой Пятой студии вышла наверно раз десять. И он говорит: «А вы соло играете? Вы не могли бы что-то сыграть для Владимира Ивановича? У нас есть вакантное место пианиста». Я ему сказала, что у меня есть работа и я не собираюсь туда, но для Федосеева сыграю. И сыграла 23 этюд Шопена, «Красную шапочку» Рахманинова. Они попросили не уходить, потому что должна была быть читка с оркестром. Вышел А. Ведерников (он был вторым дирижером) и поставил мне ноты Бородина, танец мальчиков из Половецких плясок. Дирижер встал, дал мне темп, а читать надо было под него. И вот в жизни бывают такие моменты, когда в десятку попадаешь. Не знаю, что это, может быть, концентрация внимания, больше я такого не помню. Ни одной неверной ноты не сыграла вообще. Потом сделала с ними несколько программ и всё.
О камерном музицировании
Я с 10 лет играю в камерных ансамблях. Меня в школе отобрали в класс С.Я. Мадатова, он был первой скрипкой у К. Кондрашина. Я переиграла со всеми духовыми инструментами. Потом со всеми народными, потому что «халтурила» в Народном театре, когда была студенткой. Поэтому очень хорошо знаю все тембры, где, в каком регистре и как нужно сыграть. Меня жизнь так бросала, чтобы я освоила музыкальную деятельность со всех сторон.
О любимом в педагогическом репертуаре
Все зависит от возраста ученика. Если это маленькие дети, то я стараюсь им давать «музыкальные» пьесы. Я очень люблю Чайковского, маленькие прелюдии и инвенции Баха, сонатины Бетховена,сонатины Моцарта. Русскую музыку Каллиникова, Глиэра. Я им стараюсь давать такой репертуар, который развивает гармонический слух, чтобы они чувствовали музыку, как художник – краски. Звук – это ожившая буква. Нотки нарисованы, а музыкант как волшебник. Искусство – это таинство.
О просветительской деятельности
Я делала много туров по ДМШ с разными культурными программами. Был такой проект«Когда композиторы были детьми». Я выбирала разный репертуар, задавала вопросы залу, что-то рассказывала. Делала это для того, чтобы дети понимали, что композиторы – это такие же люди, как и они. Они так же в детстве играли в куклы или машинки, так же боялись темноты или чего-то еще. Чтобы они не были для детей просто портретами со стены. У меня всю жизнь творчество связано с синтезом, хочется все время что-нибудь придумывать. Но не всегда бывают такие дети, и особенно родители, с которыми можно это сделать. Сложно, но я пытаюсь.
О разнице поколений и новом подходе
Если раньше поколение считалось 20 лет, потом – 10, то сейчас уже не больше пяти лет. Сейчас дети — это марсиане просто. Совершенно другие, не похожие на нас. Я вообще считаю, что у нас скоро романтику перестанут играть. Люди чувствуют по-другому; сейчас уже не любовь, а партнерство. С памятью проблемы, потому что не нужно ничего помнить, в гугле все можно найти. Сегодня любовь и интерес проявляются совсем на другом уровне. Больше всего через мозг. Сердце – это просто какой-то орган, который будет биться просто так. Приходится перестраиваться, конечно.
Приоритеты в музыке тоже немножко другие. Дети с удовольствием играют Баха, что, в общем, тоже неплохо. Значит, есть какое-то духовное начало. Классика привлекает потому, что это все-таки понятные структуры. Сложнее с тем, что нельзя «пощупать». Им с одной стороны очень хочется играть Рахманинова, с другой стороны, они не знают, чем его играть. И подход меняется.
Я с детьми говорю уже на их языке, чтобы они меня поняли. Есть очень эмоциональные дети, есть аэмоциональные молчуны, которым надо все четко расписать и разложить по полочкам. Всегда стараюсь выяснить,что дети любят. Иногда просто иду от персонажа любимой компьютерной игры. Приходится делать двойной перевод, а иначе никак. В противном случае будет стена. Но зато детские глаза горят невероятно! Хоть мы из прошлого, но раз уж пытаемся учить нынешнее поколение, то надо приспосабливаться.
О радостных событиях в жизни, связанных с музыкой
Самые счастливые моменты моей жизни были связаны со сценой. Помню, мне было 7 лет, и я очень тяжело болела, с температурой под 40, а в музыкальной школе был предновогодний праздник, и я должна была там играть. Я заставила маму сбить мне температуру и поехать. Я играла, получила в подарок большого пеликана, он до сих пор у меня стоит. Вот это был первый раз, но я его очень хорошо помню. Второй раз это было ощущение ни на что не похожее, я играла с Евгением Светлановым Второй концерт Рахманинова в БЗК. Я много раз его играла, не знаю, что было в тот день, но поймала в себе ощущение, что будто играю не я. Вообще такое ощущение было в моей жизни всего дважды. Как будто ты видишь, как твоими руками кто-то играет. Еще раз такое ощущение было в Варшаве, когда я играла своего любимого Шопена, Третью сонату.
О жизненном девизе
Девиз очень простой: ощущать радости жизни. Я очень жизнелюбивый человек, не унываю ни при каких обстоятельствах и в любой ситуации ищу что-то положительное.
Беседовала Екатерина Ключникова
